ГЛАВНАЯ СТРАНИЦА

ПОСЛЕДНИЕ СОБЫТИЯ

СЛОВО НАСТОЯТЕЛЯ

ХРИСТИАНСТВО
В ВЕНГРИИ


СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ

ХРИСТИАНСКИЕ ПРАВЕДНИКИ

ВСЕХ ИХ СОЗДАЛ БОГ

ЖИЗНЬ В ЦЕРКВИ

НАШЕ ПРОШЛОЕ
И НАСТОЯЩЕЕ


О ПРИХОДЕ

РАСПИСАНИЕ БОГОСЛУЖЕНИЙ

ЦЕРКОВНАЯ БИБЛИОТЕКА

ДУХОВЕНСТВО ХРАМА

СТРАНИЦА РЕГЕНТА

ЦЕРКОВЬ
И ГОСУДАРСТВО


ВОСПОМИНАНИЯ
И ДНЕВНИКИ


НАШИ РЕКВИЗИТЫ

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

СОВЕТЫ ВРАЧА

ПЛАН ПРОЕЗДА

ФОТО

ССЫЛКИ

ГАЛЕРЕИ

КОНТАКТЫ

 


 


  Веб-портал "Ортодоксия" | Венгерская епархия | Офенская духовная миссия


«Точку ставить рано...» Антоновский мятеж глазами Солженицына

Т. Кузьменко 

Два рассказа Александра Солженицына "Эго" и "На краях", написанные в 1993 году, незадолго до возвращения в Россию, выделяются по своей тематике, повествуют об историческом антоновском мятеже в двадцатых годах прошлого столетия. Первый рассказ полностью об этом, второй лишь в первой части задевает эту тему.

Но как пишет, как задевает! Солженицынская проза густая, вязкая, необычайно образная, основанная на вдумчивом вчитывании в документы исторической давности, рельефной лепке героев, в напряжении сюжета - все эти достоинства несомненны. И с первой минуты чтения захватывают, ошеломляют тебя его фразы, сложноподчиненные предложения, открывают новые горизонты видения хорошо знакомые факты.
А между тем однажды в Иноковке автору этих строк пришлось услышать о том, как Солженицын бывал в наших краях в начале семидесятых годов прошлого века. Он не только гостил у тогдашнего председателя сельсовета Алексея Ивановича Брыксина, своего давнего друга по учебе в институте, но и интересовался историей антоновского мятежа.

Алексей Иванович по профессии был учителем истории, несколько периодов избирался председателем Иноковского сельсовета. Историей антоновского мятежа Брыксин был увлечен издавна, а это было небезопасно по тем временам, да и Солженицын приехал тайно и скорее всего из-за желания поближе познакомиться с местами былых боев антоновцев с красноармейцами, поговорить со старожилами, вероятно, обдумывал тему.

Жил он на лесном кордоне, охотился, рыбачил. Вечерами с Алексеем Ивановичем говорили об антоновском мятеже. Встречался с внучкой Петра Михайловича Токмакова, уроженца 1 Иноковки. Женщина ничего не помнила о деде, а может быть, и сознательно ничего не рассказывала о нем, была запугана: жизнь ее в родном селе была непростой, кличка за ее семьей была "Бандиты". Потом она и вовсе уехала из села.
Стояли у памятника погибшим большевикам в центре села. 

- А где могилы мятежников? - задавал вопрос Солженицын. - И те, и другие ведь из одного села. Писать надо об этом, правду писать…
В чем же правда антоновского мятежа? В последнее время открылось много секретных материалов об этом, много публикаций было и много различного рода воспоминаний появилось. И все же оценка была несколько однозначная: антоновцы - это плохо, красные - это хорошо. Солженицын пытается кроме черных и белых красок увидеть целую палитру разных цветов и оттенков. Он повествует о бесчинстве русского бунта и жестокости его выражения, а также о более жестоком "красном терроре". Ведь по одну и другую стороны один и тот же народ.

"…Трудно, трудно русских мужиков стронуть, но уж как попрет народная опара - так и не удержать в пределах рассудка".
Или пишет о повстанцах: "А что это была за конница! Стремена - веревочные, вместо седел у большинства - подушки (и на ходу вьется пух из-под всадника…). Кто в солдатской одежке, а кто в крестьянской (на шапке - красная ленточка наискось: они за революцию, тоже красные! И обращение, когда не по деревенским кличкам, "товарищ").

…И характеристики главных вождений восстания у него свои. В рассказе "Эго" он пишет: "В нарождающемся штабе Антонова, который и штабом назвать еще было нельзя, - не состояло даже хоть одного офицера со штабным опытом. Был местный самородок, из крестьян села Иноковки 1-й, Петр Михайлович Токмаков, унтер царской армии, он на германском фронте выслужился в прапорщики, затем и в подпоручики, и вояка был превосходный, но всего три класса церковно-приходской".

Об Антонове: "…отправился искать предполагаемый центр восстания. И нашел его - в передвижном состоянии - малую кучку вокруг Александра Степановича Антонова, по происхождению кирсановского мещанина, в 1905 году - эсера-экспроприатора (не закрыть глаза: значит, и вперемешку с уголовщиной?), в 1917 году вернувшегося из сибирской ссылки, до большевицкого переворота начальника Кирсановской милиции, потом набравшего много оружия разоружением чехословацких эшелонов, проходящих через Кирсанов, - и уже летом 1919 с небольшой дружиной перебивал налетами местные комъячейки там и здесь - когда сама партия эсеров все никак не решалась сопротивляться большевикам, чтобы этим не помочь белым. Действовал Антонов и теперь не от эсеров, а от самого себя. Губчека ловил его всю зиму с 19 года на 20-й - и не поймала. Антонов не кончил и уездного училища, образование никакое, но - отчаянный, решительный и смекалистый".

… В 1 Иноковке места чудные, красивые. Река Ворона, лес у реки, овраги, буераки. Брыксин и Солженицын гуляли здесь, любовались красотой мест. И зоркий глаз писателя замечал различные детали, чтобы в рассказе могли появиться такие строки: "Любимое место укрытия антоновской конницы было - низменность по реке Вороне. Там и поляны в просторном кольце как бы расставленных дубов, вязов, осин, ив. Измученные верховики сваливались полежать на полянах, заросших мятником да конским щавелем, и лошади тут же щиплют, медленно перебраживая…".

В рассказе "Эго" события стремительно развиваются по географии мятежа и по времени. Апогей - всеобщее озлобление, огрубление сердец: "Зимой взаимное озлобление только еще распалилось. Красные отряды расстреливали и уличенных, и подозреваемых, стреляли безо всякого следствия и суда. У карателей выявился разряд людей, уже настолько привыкших к крови, что рука у них подымалась, как муху смахнуть, и револьвер сам стрелял. Партизаны, бережа патроны, больше рубили захваченных, убивали тяжелым в голову, комиссаров - вешали".

Солженицын словно на весах взвешивает, сравнивает "черные" дела по одну сторону восстания и по другую. Они почти равны, они почти замерли на одном уровне, но чуткий читатель через слова, обращенные к красным - "каратели" и "партизаны" с другой стороны, вдруг понимает, что больше симпатий за вторыми. Первые ожесточены по указанию вождей революции, они исполнители конкретных людей в Кремле. Вторые - борются доступными им методами, способами за коллективную волю, за свое собственное благополучие, за свой собственный дом, свою собственную семью, за себя.

Ведь и возмездие первых страшно безнравственно уже потому, что вина партизан, восставших, ложится и на невинные жертвы - членов их семей. Именно по этому уязвимому месту ударяли в первую очередь. Красный террор не щадил ни детей, ни женщин, ни стариков.

Во втором рассказе "На краях" речь идет о герое Великой Отечественной войны Георгии Жукове. И как всегда, дотошностью исследователя Солженицын подробно рассказывает о мало кому известном материале, о молодых годах Ёрки Жукова, крестьянского сына, кавалериста, карателя антоновского мятежа и его становлении как полководца.

И здесь появляется фигура Тухачевского - военачальника, о котором всегда говорили и писали как об очень талантливом, трагически погибшем в сталинских застенках. Тухачевский и Жуков - учитель и ученик. Именно таким мечтает стать молодой Жуков, удивляясь и поражаясь смелости, жестокости, непримиримости к врагам Тухачевского. Секретные приказы по уничтожению антоновцев, подписанные Тухачевским, заставляют и сейчас трепетать в страхе - никаких чувств к антоновцам и членам их семей нельзя открыто выражать, мстить, мстить и еще раз мстить. Солженицын приводит строки из приказа № 130, подписанного Тухачевским: "…Всем крестьянам, вступившим в банды, немедленно явиться в расположение Советской власти, сдать оружие и выдать главарей… Добровольно сдавшимся смертная казнь не угрожает. Семьи же не явившихся бандитов неукоснительно арестовывать, а имущество их конфисковывать и распределять между верными Советской власти крестьянами. Арестованные семьи, если бандит не явится и не сдастся, будут пересылаться в отдаленные края РСФСР".

Кто же эти бандиты? Крестьяне - такого же крестьянского племени, что и Жуков. Один приказ Тухачевского жестче другого: не хотят сдаваться, прочесывать села, расстреливать каждого без документов. Леса. где прячутся бандиты, - очистить ядовитыми газами. "Слишком крепко? - спрашивает Солженицын - А без того больших полководцев не бывает".

Александр Исаевич Солженицын не случайно обращается к этой острой и по сей день теме. Бумеранг возмездия, возвращаясь, карает и самих карателей. Кого сильнее - расстрелян своими же Тухачевский, кого слабее - знаменитый полководец Жуков как-то незаметно, осторожно отодвинут от Великой Победы 1945 года правителями Страны Советов.

А где она, правда об антоновском мятеже? Не в человеческом ли сердце, всепрощающем и понимающем события тех далеких лет? Гуманность, человечность важнее непримиримости, жестокости. Зло и добро не делятся на четкие пропорции. Мы такие, какие есть, какими были. Солженицын не ставит точку. Мудрый писатель, большой знаток жизни, он просто преподает свои уроки, научая нас гуманности.

"Кирсановская газета", 11 августа 2004 г., № 124

 © Сайт Ортодоксия.