ГЛАВНАЯ СТРАНИЦА

ПОСЛЕДНИЕ СОБЫТИЯ

СЛОВО НАСТОЯТЕЛЯ

ХРИСТИАНСТВО
В ВЕНГРИИ


СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ

ХРИСТИАНСКИЕ ПРАВЕДНИКИ

ВСЕХ ИХ СОЗДАЛ БОГ

ЖИЗНЬ В ЦЕРКВИ

НАШЕ ПРОШЛОЕ
И НАСТОЯЩЕЕ


О ПРИХОДЕ

РАСПИСАНИЕ БОГОСЛУЖЕНИЙ

ЦЕРКОВНАЯ БИБЛИОТЕКА

ДУХОВЕНСТВО ХРАМА

СТРАНИЦА РЕГЕНТА

ЦЕРКОВЬ
И ГОСУДАРСТВО


ВОСПОМИНАНИЯ
И ДНЕВНИКИ


НАШИ РЕКВИЗИТЫ

СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

СОВЕТЫ ВРАЧА

ПЛАН ПРОЕЗДА

ФОТО

ССЫЛКИ

ГАЛЕРЕИ

КОНТАКТЫ

 


 


  Веб-портал "Ортодоксия" | Венгерская епархия | Офенская духовная миссия

Протоиерей Георгий Митрофанов,
профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии

Евразийский проект развития постсоветской России в контексте русской религиозно-философской традиции

Уже в первых откликах русских религиозных философов на появление евразийских сборников отмечалась искусительная «новизна» идеологии евразийства, отчетливо противопоставлявшая ее всему предшествующему национально и православно ориентированному магистральному течению русской религиозно-философской мысли и вместе с тем в своем ментально-мировоззренческом упрощенчестве роднящая эту идеологию с органично воспринявшей коммунизм революционно-радикальной традицией русской общественной мысли.


«Поколение евразийское, выросшее во время войны и революции, не чувствует себя родственным нашему религиозному поколению и не хочет продолжать его заветов, - отмечал Н.А. Бердяев. - …Воля его направлена к упрощению, к элементаризации, к бытовым формам православия, к традиционализму, боязливому и подозрительному ко всякому религиозному творчеству.»1.


Рассматривая создание идеократического государства как высшую цель этно-культурного развития евразийской цивилизации, евразийцы по существу приходили к вызывающему апокалипсические ассоциации представлению о Государстве-Церкви, которое должно будет тотально утвердиться на необъятных просторах евразийского континента.

Самый популярный в Европе русский философ Н.А. Бердяев и самый авторитетный в православном мире русский богослов протоиерей Георгий Флоровский, столь во многом отличавшиеся особенностями своих творческих дарований, приходили к поразительно созвучным выводам относительно лже-религиозной мифологемы евразийского идеократического «Левиафана», несущей на себе явную печать антихриста.

«Евразийская идеология утверждает, что государство есть становящаяся, не усовершенствованная Церковь, - писал Н.А. Бердяев. - Таким образом утверждается принципиальный монизм в понимании отношений между Церковью и государством и государство понимается как функция и орган Церкви, государство приобретает всеобъемлющее значение. Принципиальный дуализм двух порядков – Церкви и государства, Царства Божьего и царства кесаря, который останется до конца мира, не признается, стирается, как это много раз уже делалось в истории христианства. Это есть один из вечных соблазнов, подстерегающих христианский мир, и на этой почве рождаются утопии, принимающие разнообразные формы – от теократии папской и императорской до коммунизма и евразийства… Евразийцы называют это не теократией, а идеократией. Идеократия есть господство подобранного правящего слоя, претендующего быть носителем истинной коммунистической идеологии. Формально это очень походит на коммунизм. Коммунизм тоже есть идеократия, господство подобранного правящего слоя, претендующего быть носителем истинной коммунистической идеологии, идеи пролетариата… утопический этатизм евразийцев приводит их к той ложной и опасной идее, что идеократическое государство должно взять на себя организацию всей жизни, т.е. организацию всей культуры, мышления, творчества, организацию и душ человеческих, что есть задача Церкви. Такова ведь и задача коммунистического государства, которое принимает себя, как Церковь и заменяет Церковь»2.

«В евразийском «государственном максимализме» заложен острый и кощунственный соблазн, - подчеркивал протоиерей Георгий Флоровский. - В евразийском толковании все время остается неясным, что есть культура (или «культур-субъект»), - становящаяся церковь или становящееся государство… Не приходится ли, по силе евразийской последовательности, признать, именно в государстве и только в нем и народы, и составляющие их низшие «соборные» личности приобщаются и соединяются Христу? Такое допущение зловещим, но действительным призраком встает над евразийством, как тень Великого Зверя…В последнем счете, для евразийцев Церковь в государстве, не государство в Церкви, - ecclesia in re publica, нe res publica in ecclesia. Из этих формул, наметившихся во всей остроте еще во времена Равноапостольного Константина, евразийцы выбирают во внутренней воле первую»3.

В какой-то мере ощущавшие утопический характер идеологической химеры идеократического государства евразийцы стремились обосновать ее жизнеспособность и перспективность новизной, по большей части кажущейся, и успехами, по большей части мнимыми, большевистской диктатуры в России.

Размышляя о мировоззренческой небрежности и этической неразборчивости, которые подталкивали нередко интеллектуально одаренных и патриотически настроенных адептов евразийства к признанию коммунистического режима, протоиерей Георгий Флоровский обнаруживал первопричину этих особенностей евразийской идеологии в глубокой отчужденности ее основополагающих теоретических принципов от церковного мировоззрения. Именно эти теоретические принципы неизбежно побуждали евразийцев рассматривать религиозную жизнь народов вне зависимости от ее вероучительного содержания в качестве лишь одной из особенностей «месторазвития» того или иного народа.

«Евразийцы чувствуют и определяют себя, как «осознателей русского культурного своеобразия», - писал протоиерей Георгий Флоровский. - …Своеобразие они открывают всюду, начиная от «месторазвития» и вплоть до религиозной области. С большим вниманием они изображают в подробностях «географические особенности России», подчеркивают своеобразие этнического состава, не забывая даже об особенности расового коэффициента гемагглютинации народов евразийского материка. Они заняты морфологией России-Евразии и на это уходит все их внимание. Географическое единство и своеобразие «евразийской» территории настолько поражает их, что в их представлениях подлинным субъектом исторического процесса и становления оказывается как бы территория, - даже не народы. Поэтому история русского народа и растворяется для них в истории Евразии как своеобразной среды и «месторазвития»… И подобно тому, как «общее начало жизни» осуществляется во множественности видов и «местных» типов, и только в них, так и «религиозные принципы» получают по «месторазвитиям» многообразное выражение  и только в совокупности этих «местных» выражений могут осуществиться. «Религиозные начала», таким образом, вводятся в состав культурно-типового своеобразия, в множественности «местных одежд», в каждом типе в своей»4.


В желании евразийства вменить коммунизму в заслугу его стремление повернуть вспять духовно-историческое развитие России и направить его в сторону языческой Азии протоиерей Георгий Флоровский справедливо видел проявление не только антиевропейско-христианского, но и антиправославно-русского характера как евразийской, так и коммунистической идеологий.
«О родстве с Азией, и кровном, и духовном, евразийцы говорят всегда с подъемом и даже упоением, и в этом подъеме тонут и русские и православные черты, - подчеркивал протоиерей Георгий Флоровский. - В советской современности, из-под интернационалистической декорации, евразийцы впервые увидели «стихийное национальное своеобразие и неевропейское, полуазиатское лицо России-Евразии», увидели и «Россию подлинную, историческую, древнюю, не выдуманную «славянскую» или «варажско-славянскую», а настоящую русско-туранскую Россию-Евразию, преемницу великого наследия Чингисхана»… Правда, евразийцы пытаются утвердить и некое религиозное единство Евразии, странным образом, без снятия границ в вере. Они не останавливаются на правиле веротерпимости. Они торопятся под него подвести не только религиозно-нравственное, но религиозно-мистическое основание. Так слагается соблазнительная и лживая теория «потенциального Православия». В евразийстве сложилась некая розовая сказка о язычестве, и в ней к тому же совершенно забыто коренное различие между «язычеством» дохристианским и «язычеством» послехристианским. Здесь ведь не одно хронологическое различие: в сохранении своего «языческого» облика после Христа исторические субъекты не только мистико-метафизически, но и эмпирически проявляют и упражняют бесспорное противление истине»5.

Протоиерей Георгий Флоровский подчеркивал, что характерный для евразийства антизападнический, азиатско-натуралистический пафос противопоставил эту идеологию не только ориентированной на Европу русской культуре имперского периода, но и всей предшествовавшей русской православной культуре, выросшей на почве не монгольско-ордынского, а византийско-имперского наследия.

«Географически и биологически не так трудно провести западную границу России, может быть, даже выстроить на ней стену, - отмечал протоиерей Георгий Флоровский. - Вряд ли так же легко и просто разделить Россию и Европу в духовно-исторической динамике; и вряд ли это нужно. Нужно твердо помнить, что имя Христа соединяет Россию и Европу, как бы ни было оно искажено и даже поругано на Западе. Есть глубокая и неснятая религиозная грань между Россией и Западом, но она не устраняет внутренней мистико-метафизической их сопряженности и круговой христианской поруки. Россия как живая преемница Византии, останется православным Востоком для неправославного, но христианского Запада внутри единого культурно-исторического цикла… «Монгольское наследство, евразийская государственность» заслоняет в евразийских схемах «византийское наследство, православную государственность». И при этом евразийцы не чувствуют, что вовсе не один «строй идей» получила Россия от Византии, но богатство церковной жизни. Это и дар, и задание, и призвание. Этим даром задается и определяется «историческая миссия» России в перспективах культурного бытия, не евразийской «плотью» и не враждебным лицом»6.

Подчеркивавшаяся евразийцами в качестве важнейшего атрибута православно-русской сущности их идеологии ее антизападническая и антикатолическая направленность отнюдь не являлась признаком глубокой воцерковленности евразийских воззрений. Но, будучи весьма созвучной с классово-ксенофобской одержимостью национал-большевизма, подобная направленность евразийства являлась еще одним красноречивым свидетельством мировоззренческой отчужденности этой идеологии от основополагающих ценностей как русской, так и мировой христианской культуры.

«Евразийцы неверны русской идее, они порывают с лучшими традициями нашей религиозно-национальной мысли. Они делают шаг назад по сравнению с Хомяковым и Достоевским, и в этом они духовные реакционеры. Они партикуляристы, противники русской всечеловечности и всемирности, противники духа Достоевского, - писал Н.А. Бердяев. - …Отношение евразийцев к Западу и западному христианству в корне ложное и нехристианское. Культивирование нелюбви и отвращения к другим народам есть грех, в котором следует каяться. Народы, расы, культурные миры не могут быть исключительными носителями зла и лжи. Это совсем не христианская точка зрения. Христианство не допускает такого рода географического и этнографического распространения добра и зла, света и тьмы. Перед лицом Божьим добро и зло, истина и ложь не распределены по Востоку и Западу, Азии и Европе. Христианство, а не люди ХIХ века, принесло в мир сознание, что нет эллина и иудея. Ненависть к западному христианству, к католичеству есть грех и человекоубийство, есть отрицание души западных народов, отвержение источников их жизни и спасения»7.

Характерное для евразийцев отождествление «евразийской русскости» и православной церковности, обусловливало преобладание в евразийской идеологии языческого по своей духовной природе национализма. «Есть любовь к Отечеству праведная и святая, и она спасительна и действенна, - отмечал протоиерей Георгий Флоровский. - И есть любовь греховная, и эта любовь мерзость перед Господом, и, быть может, равнодушие предпочтительнее, чем служение «идеалу Содомскому». Москва Третьего Рима и Москва Третьего Интернационала – это не две равноправных, хотя и полярных, формы национального порыва, а - две бездны… И надо «испытывать духи», даже когда они являются в образе ангелов с небеси… Во дни испытаний, скорби и горя это надо помнить, быть может, еще тверже и непреклоннее, чем во дни изобилия, славы и мощи земной… Чтобы не приняться за дело злохудожное, - за постройку Вавилонской башни»8.

Сформулированное европейски образованными интеллектуалами Русского Зарубежья и ориентированное на последние идеологические «достижения» фашизма, который успешно оспаривал у коммунизма место «властителя народных дум» в Европе, евразийство могло во многом способствовать преобразованию замешанного на доморощенной красносотенной ксенофобии сталинского национал-коммунизма в обоснованный органическо-евразийским и «православно»-языческим мировоззрением коммуно-фашизм. Зловещая перспектива подобной идеологической мутации коммунизма, способной отсрочить его мировоззренческое разрушение и, тем самым, ввергнуть Россию в новую духовно-историческую катастрофу, предчувствовалась некоторыми русскими религиозными философами уже в 1930-е годы.

«В России завтрашнего дня найдется немало элементов, как бы специально приспособленных для превращения кончающегося страшной катастрофой красного фашизма в новый, националистический милитантный фашизм, евразийский по выражению своего лица и православный в духе бытового исповедничества; однопартийный, с обязательною для всех граждан историософией, с азиатским презрением к личности и с лютым отрицанием всякой свободы во имя титанического миссионизма одной шестой мира, только что возродившей на своей территории священное имя России, - писал Ф.А. Степун. - К услугам такого фашизма окажутся: .. неисчислимые экономические богатства России, одна из самых мощных армий мира, громадный организационный опыт ГПУ, очень большие психологические ресурсы оскорбленного национального самолюбия, привычка всего населения естественно делиться на представителей правящего отбора и на покорные стада рабов, с одной только жаждою в душе, чтобы их оставили в покое и устроили им приличную внешнюю жизнь»9.

Евразийски мутирующее коммунистическое обновленчество пытается убедить современных православных христиан в спасительности для России и Православной Церкви нового, на этот раз уже не просто коммунистического, но коммуно-«православного» евразийского тоталитарного государства и тем самым рискует обречь Церковь на новые, «могущие убить не только тело, но и душу» русских христиан исторические испытания.

«Как не гнусен большевизм, можно мыслить нечто еще более гнусное – большевизм во имя Христа, - подчеркивал обличавший современное ему евразийство и как-будто предвидевший духовно-исторические искушения России 1990-2000-х годов Г.П. Федотов. - Методы ГПУ на службе церкви были бы в тысячу раз отвратительнее тех же методов на службе у безбожия, потому что есть внутреннее сродство между целью и средством, между верой и жизнью, между идеей и политикой... Евразийство у власти, управляющее по большевистской системе, могло бы реабилитировать даже большевизм»10.

Столь глубоко и всесторонне проанализировавшие антихристианскую сущность евразийства и, главное, уже на первоначальном этапе становления этой новой тоталитарной идеологии сумевшие распознать грядущую перспективу евразийской религиозно-натуралистической псевдоморфозы коммунизма представители русской религиозно-философской мысли еще в первой половине ХХ века смогли предупредить будущих православно мыслящих участников духовно-исторического возрождения России рубежа ХХ-ХХI веков о надвигавшейся на Русскую Церковь и русскую культуру новой опасности религиозно-мировоззренческого евразийского ига.

1 Бердяев Н.А. Евразийцы. Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993, с.298-299.

2 Бердяев Н.А., Указ. соч. с.302-303.

3 Флоровский Георгий., Евразийский соблазн. Из прошлого русской мысли. М.,.1998. с.338-339.

4 Там же, с.327-328.

5 .Там же, с.334-335.

6 Там же, с.333, 337.

7 Бердяев Н.А. Указ. соч., с.294-295.

8 Флоровский Георгий. О патриотизме праведном и греховном. Из прошлого русской мысли. М., 1998, с.143.

9 Степун Ф.А. О свободе. Чаемая Россия. СПб., 1999, с.273-274.

10 Федотов Г.П. Правда побежденных. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории культуры. СПб., 1991, т.1, с.29.

 © Сайт Ортодоксия.