СВЯЩЕННИК КОНСТАНТИН КАМЫШАНОВ 
          
          Жили две  кошки весело и счастливо. Спали в повалку, вылизывали друг друга и играли. А  ночью приходили в кроватку к людям и спали: одна в головах, другая – в ногах.  Когда мы уезжали, им было не скучно. Они толковали про свои кошачьи дела. Тэля  знала в совершенстве кошачий язык. И сама разговаривала. Могла объяснить, а мы  могли понять. Она научила нас понимать зверей. А мы если что могли и прощения у  нее попросить.
          
          Когда уходили из дома прощались с  ней: “Пока, Тэль!”  И была она еще Покатэлем.
          Хорошо жили
          Она нам песни пела:
          
          Вилы-грабли сено брали
          Вилиграблисенобрали
          
          И была вместо балалайки. 
          Когда читали сказки или песни пели,  она дремала рядом и только острое кошачье ухо следило за шорохами. Свертит из  лап бублики, наклонит голову и греет нам бока.
          
          Важней всего для кошки был вопрос: не разлюбили ли ее? Все так же  любят? Заглядывает тревожно в лицо, испытывает взглядом. А когда убедится, что  не разлюбили, вздохнет и устало закроет глаза и станет спать.
          Придешь домой, душа – дерево, сердце – камень, а там кошка  пристает: гладь ее и возьми на руки. Неохота, а возьмешь. И сердце оттаивает.  Умеют кошки мягкой лапой открывать дверку сердца. 
          Вдруг сделалась война. Старшая рвет  младшую, а молодая садится на попу, опускает лапы и закрывает со страху глаза.  И летят клочья шерсти с кровью.
          
          Пришлось отнести к деду старшую. А она кошка добрая: порядок  знает, все у нее по правилам. Умрет, а порядок не нарушит. Хоть и взята из  подвала, а сама деревенская аристократка. Дед не любит кошек. Она к нему  ласкаться и песни петь, а он ее ногой. Нам жалко всех их, а что сделаешь.
          
          Я понимаю кошку. Жила, верно служила, любила. Дочка у нее была  всегда вместо котенка. А кошка для дочки сестра. И фамилия у кошки, как у нас,  Камышанова. Настоящих котят родила, одного лучше другого. Умницы котята и  красавцы. За что такая казнь? Почему вместо любви – тюрьма. За что?
          
          Пришла мама и говорит: “Стала ей давать корму, а она вошла в миску  с ногами и морду опустила в банку с водой. Взяла на руки, а она засыпает и ноги  трясутся. Наверное, помирает”.
          
          Снится мне сон. Взяли мы кошку обратно. Пришла она ко мне и лижет  руки. А я ей ушки мну. Вдруг – раз и превратилась она в годовалого мальчика.  Сидит в клетчатой рубашечке и смеется, и смеется, как могут только маленькие  дети, полные счастливой беззаботности. Я знаю, что радуется он избавлению и  свободе.
          А сидим мы под виноградным навесом. А листья навеса брызгают  солнцем. И эти пятна солнца кружатся, несутся вокруг нас. И так нам хорошо, так  счастливо. Зажмуривается он и всплескивает руками: радостно и вольно. И стал я  догадываться – умирает наша кошка, и душа ее в солнечных бликах. И гортензии  вокруг нас огромными разноцветными шарами. И они пахнут ладаном.
          
          Так вот как Бог зверей встречает!
          
          Взяли ослабевшую кошку обратно домой, а у нее нет сил радоваться.  Ослепшими глазами не видит нас. Только руки нюхает и тихо прижимается.
          
          Мы попросили Бога оставить нам Тэлю хоть ненадолго. Осталась, но  полностью ослепла. Сначала натыкалась на углы и залезала в батареи. Потом  освоилась и бегала резво по комнатам мимо углов, но не могла спрыгнуть с  табуретки. Скоро научилась не только прыгать со стульев, но запрыгивать на  кухонный стол и воровать колбасу. Она построила у себя в голове 3D-модель  комнаты и бегала по маршрутам внутреннего компьютера.
          
          И все, казалось бы, наладилось. Но вот пришел сентябрь. Кошка  стала мерзнуть. Перестала есть и притихла. Судороги в течении 15 минут рвали  связь ее души с миром. И она, наконец, застыла с открытыми слепыми глазами.  Кончилась наша маленькая эпоха, в которую вошло все детство ребенка.